Самый первый перевод «Онегина» на английский язык был опубликован полковником Генри Спальдингом еще в далеком 1881 году. Полстолетия спустя, в 30-е гг. XX века, появились сразу три версии пушкинской поэмы: Оливера Элтона, Доротеи Пралл Рэдин совместно с Джорджем З. Патриком, а также Бабетт Дойч.
Версия Дойч считалась образцовой до 1960 гг., когда свои переводы опубликовали Владимир Набоков в Уолтер В. Арндт. Переводы Арндта и Набокова и по сей день считаются фундаментальными, хотя, парадоксальным образом, они являются и взаимоисключающими ввиду радикальных разногласий их авторов по поводу перевода Пушкина в частности и поэзии вообще.
В 1963 г. Уолтер Арндт опубликовал поэтический перевод «Евгения Онегина» с сохранением ритма и знаменитой «онегинской строфы». Владимир Набоков откликнулся на этот перевод гневной статьей в The New York Review of Books. Он считал, что сохранение оригинальной ритмики и строфики пушкинской поэмы в английском языке убивает сам «пушкинский дух» и литературную суть поэмы. Набоков также указывал на многочисленные неточности перевода Арндта. Вот образец набоковской критики:
«Ленский на дуэли «жмуря левый глаз, стал также целить», но Арндт (с. 132) заставляет его целиться и при этом «мигать левым глазом» («his left eye blinking»), наподобие того как мигает задним фонарем поворачивающий грузовик».
Эта литературная полемика имела и совсем нелитературные последствия. Так, Эдмунд Уилсон, близкий друг Набокова, выступил в защиту Арндта в своей статье “The strange case of Pushkin and Nabokov” и даже разорвал дружбу с Набоковым по этому поводу.
В 1964 г. Владимир Набоков опубликовал своего «Онегина», перевод, кардинально отличающийся от всего, что было создано до (а также после) этого. Набоков пришел к выводу, что создание хотя бы приблизительно эквивалентного текста на английском языке невозможно в принципе. Именно поэтому он создал исключительный по точности дословный перевод, снабдив его подробнейшим языковым и литературным комментарием в двух томах. Вес имени Набокова был таков, что все последующие переводчики поэмы использовали его труд в качестве едва ли не основного источника.
В 1977 г. сэр Чарльз Джонстон опубликовал свою версию «Онегина», которая и по сей день считается одной из лучших на английском языке.
В 1990 г. вышел перевод Джеймса Э. Фалена. Автору удалось очень точно сохранить структуру онегинских строф и при этом передать дух пушкинской поэмы. Его версия отличается легкостью в чтении, поэтому по сей день является одной из наиболее распространенных среди англоязычной аудитории.
В 1999 г. Дуглас Р. Хофстадтер представил американский, максимально разговорный перевод «Онегина». Он считал, что современный перевод должен быть написан на современном языке; ради этой цели он даже специально выучил русский.
Наконец, в 2008 г. Стэнли Митчелл опубликовал свой перевод, который на сегодняшний день является наиболее популярным в мире.
Чтобы вы могли понять разницу между переводами, вот первая строфа «Онегина» в вариантах Арндта, Джонстона, Фалена и Хофстадтера.
Перевод Арндта
“Now that he is in grave condition,
My uncle, decorous old prune,
Has earned himself my recognition;
What could have been more opportune?
May his idea inspire others;
But what a bore, I ask you, brothers,
To tend a patient night and day
And venture not a step away:
Is there hypocrisy more glaring
Than to amuse one all but dead,
Shake up the pillow for his head,
Dose him with melancholy bearing,
And think behind a stifled cough:
‘When will the Devil haul you off?’”
Перевод Джонстона:
«My uncle — high ideals inspire him;
but when past joking he fell sick,
he really forced one to admire him —
and never played a shrewder trick.
Let others learn from his example!
But God, how deadly dull to sample
sickroom attendance night and day
and never stir a foot away!
And the sly baseness, fit to throttle,
of entertaining the half-dead:
one smoothes the pillows down in bed,
and glumly serves the medicine bottle,
and sighs, and asks oneself all through:
«When will the devil come for you?»»
Перевод Фалена
‘My uncle, man of firm convictions . . .
By falling gravely ill, he’s won
A due respect for his afflictions—
The only clever thing he’s done.
May his example profit others;
But God, what deadly boredom, brothers,
To tend a sick man night and day,
Not daring once to steal away!
And, oh, how base to pamper grossly
And entertain the nearly dead,
To fluff the pillows for his head,
And pass him medicines morosely—
While thinking under every sigh:
The devil take you, Uncle. Die!’
Перевод Хофстадтера
“My uncle, matchless moral model,
When deathly ill, learned how to make
His friends respect him, bow and coddle —
Of all his ploys, that takes the cake.
To others, this might teach a lesson;
But Lord above, I’d feel such stress in
Having to sit there night and day,
Daring not once to step away.
Plus, I’d say, it’s hypocritical
To keep the half-dead’s spirit bright,
To plump his pillows till they’re right,
Fetch his pills with tears veridical —
Yet in secret to wish and sigh,
‘Hurry, dear Uncle, up and die!’”